— Можно ли расценить нецензурную брань в прямом эфире телеканала Rustavi 2 в адрес Владимира Путина как провокацию?
— Я бы сказал, это была «заказная провокация», а журналист, озвучивший брань в адрес президента РФ, стал небольшим винтиком в этой игре. Видимо, ему стоило принять участие в этой провокации, а ее целью было осложнить грузино-российские отношения, которые в последние годы относительно нормализовались.
— Как Вы оцениваете реакцию грузинских властей на произошедшее на Rustavi 2?
— Думаю, что реакция была несколько поспешной и гипертрофированной. Реагировать на уровне президента и премьер-министра на подобные, пусть провокационные выпады в эфире частного телевидения, явно несоизмеримы. Создалось несколько тяжеловатое впечатление, что первые лица государства удостаивают внимания рядового провокатора. Заявление на уровне пресс-службы или, скажем, заместителя министра, было бы вполне достаточно на первых порах.
— Как, по-вашему, может отреагировать российское руководство на инцидент на телеканале Rustavi 2?
— Россия отреагировала весьма оригинальным образом, так сказать, по принципу «доброго и злого полицейского». «Злая» Государственная Дума решила наказать Грузию санкциями, а вот «добрый» Путин пожалел грузин и высказался против санкций. Это — стремление одним выстрелом убить как минимум двух зайцев: дать пророссийским силам в Грузии новый козырь, завести антироссийские силы в тупик, не дать в Грузии развернуться новой волне антироссийских сентиментов и не нанести дополнительный ущерб своей международной репутации, особенно, после начавшегося некоторого снижения конфронтации с Западом.
— Как выглядит сегодняшняя расстановка политических сил в Грузии? Возможна ли дальнейшая эскалация ситуации, и кому она на руку?
— Под давлением акций протеста, последовавших за известными событиями 20 июня, правящая партия «Грузинская мечта» приняла решение провести парламентские выборы 2020 года по стопроцентной пропорциональной системе с нулевым барьером, после чего открылось окно возможностей как для мелких политических партий, так и для тех, кто, обладая определенными ресурсами, хочет прийти в политику. Сейчас идет тяжелый, но все же диалог между правящей партией и оппозицией об изменении избирательной системы. Если правящей партии удастся достичь консенсуса с большинством политических игроков и набрать в парламенте 113 голосов (необхоимыых для проведения конституционных изменений), то можно ожидать нового этапа перегруппировки политических сил. Этот процесс в принципе начался. О приходе в политику уже заявил совладелец одного из крупнейших банков Грузии TBC Мамука Хазарадзе. Не исключено, что за оставшееся до парламентских выборов время, мы станем свидетелями появления в политике еще нескольких новых субъектов, обладающих достаточными ресурсами для ведения предвыборной борьбы.
— Означают ли все последние развития конец женевскому процессу, и какой Вы видите развязку ситуации?
— Думаю, известные события в Грузии за последние недели не отразятся на международные переговоры в Женеве, поскольку ни одна из сторон не заинтересована в их сворачивании. Для Грузии — это единственная международная платформа, где обсуждаются вопросы ее оккупированных территорий, а для РФ — весьма удобный формат, в котором она предстает не как сторона конфликта, а как медиатор.
— Может ли Армения стать своеобразным буфером между Тбилиси и Москвой, и если да, то какие действия может предпринять Ереван в данном направлении?
– Не знаю, что вы вкладываете в понятие «буфер». Если имеете в виду посредничество, то на данном этапе думаю это трудновыполнимо по ряду политических причин. В конце концов, Армения — член ОДКБ. Кроме того, у Армении сейчас предостаточно собственных внутри и внешнеполитических забот, чтобы взваливать на свои плечи такую миссию. В Тбилиси, насколько мне известно, также не рассматривают такой вариант.
Беседовала Стелла Меграбекян